Все сливные краны и бачки на самолётах закрывались контровками и опечатывались специальной печатью старшего техника самолёта, казалось, «муха не проскочит» мимо «бдящего дежурного по стоянке части (ДСЧ) и его помощника (ДСП). Однако, приходя утром на службу, на каждом самолёте обнаруживали недостачу нескольких вёдер спирта, хотя все печати были целы, и было видно, что их не трогали. Как, когда успели? – ломали голову инженеры и ничего не могли доложить командиру полка, а тот выше – в Штаб авиации БФ. И тогда приехал генерал Морозов. Так получилось, что я как раз находился на стоянке и попался ему на глаза. Узнав мою должность, заместителя командира полка по безопасности полётов, он меня сначала провёл на стоянку самолётов ТУ-16. Сам лично открутил все краны, с которых сливается отстой для проверки кондиционности топлива, показал мне, как оно проверяется, а потом проехали на стоянку ТУ-22р. Долго ходил вокруг одного самолёта, беседовал с матросиком ДСП, а потом полез на самолёт сверху. Старший техник открыл ему одну из горловин бака, откуда за ночь «испарилось» два ведра «шлемы». Морозов долго на него смотрел, потом хлопнул себя по лбу и сказал: «Понятно. Смотри командир. Сюда в дренажное отверстие вставляем тоненький длинный резиновый шланг, подсасываем его, как сосут бензин водители машин при переливе бензина из одной тары в другую. Потом опускаем его конец в ведро, которое заранее ставим под крыло самолёта, и пока боец два часа «бдит» свою службу по охране самолётов на стоянке как раз ведро спирта и набегает. Остаётся только, уходя с поста, ведро унести или перелить в другую тару и поставить ведро по - новой. Так сказать: «Пост сдал. – Пост принял».
Провели ряд мероприятий, в основном, воспитательного характера, количество пьющих в полку снизилось, нельзя сказать, чтобы «резко», но, по крайней мере, среди срочной службы точно.
А вторая моя встреча с генералом Морозовым произошла вот при каких обстоятельствах. Шли какие-то крупные учения с выполнением межфлотского маневра. На нашем аэродроме Остров произвёл промежуточную посадку один из полков Быховской дивизии, возвращавшийся с Северного театра «военных действий». Принимал их я и должен был обеспечить посадку, заправку топливом, обед и взлёт дальше. Было обговорено, что доразведчик погоды и цели, который шёл на 2 часа раньше основной группы, после посадки срулит в последнюю РД (рулёжную дорожку), дорулит до предпоследней, развернётся в неё и носом к полосе выключит двигатели. Там подождёт пока сядет весь полк, который после посадки будет стоять на магистральной РД между предпоследними РД, с таким расчётом, чтобы доразведчик погоды мог вырулить на полосу и взлететь с любым стартом, который будет определять встречный ветер.
Но так получилось, что зам. Командира полка подполковник Анатолий Небесский докатился до крайней РД, срулил в неё и, недолго думая, выключил двигатели. Мы с РП Володей Корльковым даже слово «мяу» не успели вымолвить. Всё это в корне ломало боевой порядок полка на обратный вылет от нас. Я наказал штатному РП Володе Королькову находиться на КДП, а сам прыгнул в свой уазик и покатил к стоящему ТУ-22м2 прямо по полосе.
Даю «указивку» РП: «Володя, подвешивай 342-го в зоне ожидания, сажай остальных, а его в последнюю очередь после всех». Корольков выдал Войтенко эшелон 3600 метров над аэродромом, и стал заводить следующие за ним экипажи на посадку, а я сразу подумал «о прокладке, которую надо положить под свой зад» и «зад» руководителя полётов тоже. Ничто в армии не делается с таким «удовольствием», как снятие или разделение с кем-то ответственности – грустно улыбаюсь. В данном случае нужно, чтобы вышестоящий начальник утвердил твоё решение, тогда если что не так, «пороть» будут меньше. И самая распространённая претензия у начальства обычно: «Почему не доложил?» - как если бы доложил, шасси бы сразу сами с «перепугу вышли».
Обычно, нас, командиров полков, Командующий инструктировал - в особо серьёзных случаях, когда дело может закончиться лётным происшествием, докладывать ему лично. Смотрю на время. Пол - второго ночи. Командующий наверняка спит, к тому же он сейчас не в Калиниграде, а в Быхове, где проходит Военный Совет, а за него в штабе Авиации Балтийского Флота остался генерал Ильин, который тоже, скорее всего, уже «второй сон» видит, а ну как попадёшь «под горячую генеральскую руку спросонья»? Решаю, не рисковать. Снимаю трубку красного зассовского телефона и докладываю оперативному дежурному о сложившейся ситуации и своих действиях. Буквально через три минуты первый звонок на прямой простой телефон. Беру трубку: «Генерал Ильин на проводе. Чечельницкий доложите, что там у Вас?» Начинаю докладывать, звонит второй, наборный телефон, который тоже стоит рядом с руководителем полётов. Корольков берёт трубку, показывает, звонит Главный инженер ВВС Балтийского флота генерал Морозов. Главного инженера я очень уважаю, дважды мы с ним встречались очень близко при достаточно не обычных обстоятельствах.
Первый раз, когда я пришёл служить в Чкаловске в 15 одрап. В то время шёл самый разгар борьбы за трезвость с пьющей лётной и технической братией, причём, упивались «вусмерть» даже матросы. Дело в том, что в полку одна эскадрилья летала на самолётах ТУ-16, а вторая на «спиртоносцах» ТУ-22р. Вы только представьте себе, на новых сериях на нём было 200 литров спирта, так называемой «шлемы» или «шила», а на старых сериях по 400 литров – это заправка на каждый самолёт. Крепость спирта в среднем 60 градусов и использовал он против обледенения фонаря и для охлаждения радиоэлектронной аппаратуры на самолёте. Естественно, «шило» сливали вёдрами. К кому в гости не придёшь, только трёхлитровые банки стоят на полках. И каждый друг перед другом своими «рецептами» хвастает. «Ты попробуй мою, она на зверобое настоена». А другой его перебивает: «А всё равно моя на малине лучше, а какая лечебная – «ужас».