Это не записки.Это письмо моего троюродного брата мне...Писано не для всех, оттуда отсутствие сдержанности. Оно не бесспорно.
За это и ценю.Название придумал я.Вырезал абзац о семье...Правили только ошибки.
Предупреждаю тех, кто попытается меня учить. Не я писал, поэтому обращать внимание не буду.
Записки полностью войдут в книгу о ВВВАУШ.


Записки штурмана Ан-12
Жизнь...

Вот сел за ноутбук и не знаю, с чего начать. 30 лет в авиации, 23 календаря в ВВС, облетал весь мир, прошел Афган, бывал во многих ситуациях, а совсем не чувствую своего возраста, все чувствую себя пацаном. Почему так?

Часто летаю во сне. Старые люди говорят, что во сне растут. А летаю я во сне не на самолете, а как птица… Чувствую ветер, могу направить свое тело куда захочу… Что это? Авиация и полеты так вошли в мое сознание? Может быть.

Налетаешься за несколько месяцев до отвращения, приедешь домой. Вот, кажется, и отдых. Но через несколько дней жена Люда отгоняет меня от компьютера, где я сутки летаю на флайт-симуляторе и испытываю щенячью радость от того, что мне удалось зайти на Ан-12 в Борисполе при минимуме 30 на 300 и не убиться, хотя это уже 55 заход, не менее. А потом, через десяток дней, начинается тоска… Хочется снова летать… И приходит тот день, когда я с радостью и удовлетворением забираюсь в кабину старичка Ан-12 или более молодого Ил-76 и окунаюсь в родную стихию, в небо.

Мне безумно нравится моя работа, и я один из тех счастливых людей, которые в жизни нашли то, что искали. Но в моей ситуации это цепь совпадений – по прошествии лет я готов повторить этот путь. Может, только немножко кое-что сделал бы по-другому.

Ну, не чувствую я себя старым. Хотя знаю, что приближается день, когда передо мной загорится красный свет запрета. И больше не сяду я в кабину своего самолета, не увижу огней ВПП, не почувствую вкуса полета… Неумолимо идет время, я старею, умирает моя штурманская профессия, уходит в историю старичок Ан-12, и наступит день, когда тебе скажут: "Стоп".

Многие говорят, что, уйдя из авиации, они только начали жить. Я думаю иначе. Закончив летать, я уже не смогу жить в полную силу… Я буду доживать… Поэтому я стараюсь этот момент отодвинуть за горизонт, в будущее. Скажете: "Пацан!" Правильно, но вы никогда не поймете меня, не поймете радости полета, радости от занятий любимым делом. И пока горит зеленый огонь разрешения на полеты, я по-детски счастлив.

1

Да, мой путь в авиацию – это сплошь случайности. Всегда хотел быть военным. А кем же еще? Простому пареньку из небольшого полесского городка Коростень, где стояло более десятка воинских частей, суждено было стать только военным. Военные в городе составляли почти половину населения. Танкисты, артиллеристы, ракетчики – везде были военные. Город был настоящей военной базой.

Дни мы проводили у заборов воинских частей, проникали в танковые боксы, неоднократно вылавливались на охраняемых территориях, со слезами на глазах умоляли нас отпустить и обещали, что никогда больше так делать не будем – а на следующий день картина повторялась. Нас вытаскивали со стрельбищ, где мы с упоением рыли землю и искали пули, со складов вооружений, где я умудрился раздобыть деревянную часть от карабина СКС и, добросовестно приладив к ней выкопанную из фронтового окопа казенную часть от трехлинейки с отпиленным стволом, пугал добрых людей, что закончилось милицией и слезами мамы. Но мы не унимались.

Раскопав старую огневую позицию времен Великой Отечественной, мы наткнулись на целый арсенал. Чего там только не было: гранаты всех систем, патроны, даже противотанковая мина… Все это добро было перетащено домой и хранилось в сарае и под диваном на кухне. Представляю, что пережили родители, когда мать, убирая в кухне, выгребла из-под дивана этот арсенал… А я стал знаменит на весь город, так как мной занимались, кроме милиции, еще и саперы. Взрывали все это в моем присутствии на полигоне, дабы убедить юного пиротехника, что так делать нельзя. Пошла ли наука впрок, не помню, но зрелище запомнилось на всю жизнь.

Все военное тянуло к себе. Погоны, фуражки, старые немецкие каски – все это носилось, менялось, хранилось… и воспитывало.

Спустя годы я понял, как тяжела и неблагодарна профессия защитника Родины. Понял, когда сам принял это звание. А им, тем офицерам-танкистам, я тогда завидовал!

Дни и ночи в танковых боксах и казармах, отсутствие нормального жилья, постоянные переезды… и мечта послужить 5 лет где-нибудь в Польше или ГДР. Боже, какими мы были убогими!

Но авиация… Недалеко от моего дома был запасной грунтовый аэродром. Там никогда не было самолетов, только стоянки из металлических плит. И одним летним днем все изменилось. В городе появились летчики! Мир для нас перевернулся. Каждый день над моим домом проносились самолеты. Это были Миг-15 и Миг-17. Дом для нас перестал существовать. Мы жили на аэродроме, благо он был рядом. Мы знали все номера самолетов, имена пилотов… мы знали все. И что самое интересное, нас не гоняли.

Видимо, командир полка был умнейшим человеком и, прекрасно понимая, что детвора все равно пролезет на аэродром, решил направить нашу детскую энергию в нужное русло. Собрав нас, он провел всех к самолетам, разрешил все потрогать, посмотреть. Это была сказка! Вот тогда я впервые прикоснулся к серебристому красавцу. Мы побывали в летной столовой, где нас покормили и даже дали по кусочку шоколада, провели по палаткам, где жили летчики (это были летние лагеря) и поставили условие.

В дни полетов нам определили место в полукилометре от ВПП, где мы могли находиться и наблюдать за полетами. Там же находился солдат из оцепления, который за нами и следил. Дальше ни шагу. А в выходные разрешалось и кино смотреть вместе с летчиками, и в палатках сидеть, и даже летный шлемофон надевать. Договор мы ни разу не нарушили. Где тогда был полковой особист, я не знаю. Но человек, видимо, тоже был умный.

Так в голове командира полка и созрела дельная мысль, которая его избавила от ненужной головной боли и одного из тех пацанов подтолкнула ближе к небу. Жаль, что только одного меня. И спасибо тому мудрому командиру. Хотя, в то время, с точки зрения командования, это называлось авиационным бардаком.

Так и возникла эта мечта. А дальше пролетели годы, и пришло время принимать решение – куда? Школьные успехи не позволяли быть уверенным в успешном поступлении в военное училище. Хотя, я и не сильно к этому стремился. 16 лет! Любовь, друзья – некогда было думать об учебе, а тем более – о каком-то поступлении… Всему приходит время. И оно ударило меня чувствительно. С ужасом я узнал, что в военные училища принимают только тех, кому на 1 сентября исполнилось полные 17 лет. А мне 17 будет только в октябре. Я написал письмо министру обороны: мол, хочу быть курсантом, но маленько не дорос. Ответ пришел на удивление быстро. Мне разрешили поступать и пожелали удачи.

Но куда? Мне тогда было все равно, хоть в кавалерию, только военным. Перебирались и Киевское общевойсковое, и Васильковское авиатехническое… Прохождение медкомиссии в военкомате дало по сердцу неутешительные результаты, и мысли о летной работе были подавлены в зародыше. Я узнал, что в Ворошиловграде есть штурманское авиационное училище, где готовят специалистов по управлению воздушным движением – офицеров боевого управления. И что может быть ближе к авиации?

Экзамены, профотбор, медкомиссия… Всем знаком этот кошмар. Но мне было совсем не страшно. Уверенность отсутствовала, но страха не было. После первой медкомиссии конкурс на наземное отделение вырос до неприличия. Все, кто хотел летать, но не прошел комиссию, рванули на землю. А таких были сотни…

Григорий Порфирьевич Москаленко. Имя этого человека, ныне покойного, я буду помнить всегда. Его совет и помощь дали мне путевку в небо. Полковник, участник войны, родной брат моей бабушки по отцу. Именно он заставил меня пройти врачебно-летную комиссию и поступить на факультет противолодочной авиации, где и конкурс был поменьше. На удивление, все у меня оказалось здоровым. Что было с моим сердцем в военкомате, я так и не понял. Скорее всего, выполняли разнарядку и пытались посадить меня в танк.

2

Я – курсант! Точно знаю, что счастливее меня никого не было! Я буду летать! Ту-16, Бе-12 – я буду штурманом! Что это за профессия, я толком-то и не знал. И только спустя год понял, чем буду заниматься.

Через пару дней после поступления выяснилось, что набрали лишних курсантов на факультет противолодочной авиации, и некоторых из них перевели на факультет военно-транспортной авиации. Как я расстроился! Полетели мечты о черной морской форме, кортике, минах и торпедах.

Все приходит с возрастом. Ум – тоже! Как я понял, у Григория Порфирьевича Москаленко его было достаточно, и, думаю, именно он, посмотрев на восторженного идиота, приложил усилие и круто изменил мою судьбу, направив на единственно верную дорогу – в военно-транспортную авиацию. Он видел мое будущее! А я ни черта не понимал.

Учеба, наряды, первые увольнения, улыбки девушек, первые двойки, первые прыжки с парашютом – все это в памяти навечно… А первый отпуск! Кто посмеет возразить, что ты – неотразимый юноша с голубыми погонами курсанта-авиатора… Это тебе не на танке ездить. О, сколько у меня было гордости. Странно, что меня тогда не разорвало от удовольствия осознания собственного величия. И первые полеты на Ан-26. Летные комбинезоны, шлемофоны, и мы летим… Это был конец первого курса. А мне и 18 еще не было.

Потом второй, третий курс… Ан-12… полеты, учеба. Командиры, которых мы, безмозглые, даже ненавидели… Полковник Кирпичников – Кирпич, Анатолий Иванович Барабаш, Павел Константинович Долгов – Паша… Низкий поклон вам! Мы тогда жили вашим умом. Мы втихаря пили вино, ходили в самоволки, пререкались… Вы садили нас на губу, отправляли в наряд на кухню, заставляли мыть туалеты… А мы-то вряд ли тогда вас понимали. Четыре курсантских года пролетели и быстро, и весело. А что взять с 20-ти летних?

Стажировка в Мелитополе. Стрыйский полк, ныне несуществующий. Уже не учебные, а боевые Ан-12БК. Я сразу начал летать в командировки в экипаже командира отряда капитана Линькова. Штурманом-инструктором был штурман отряда старший лейтенант Андрей Борисович Русских. Приятный низенький толстячок, никогда не повышающий голос. Посидел он рядом со мной несколько полетов и, поняв, что на меня можно положиться, добросовестно не мешал мне постигать науку трассовых полетов.

Первая командировка была в Борисоглебск, на училищный аэродром. Вот там я впервые увидел, как пьют настоящие авиаторы. И тогда я понял, что в советских ВВС главное – не попадаться. А потом понеслось… Кустанай, Укурей, Завитинск, Елизово… Рыба, икра, спирт… Ташкент, Архангельск… Арбузы, виноград, рыба, икра, спирт… Командировки следовали одна за другой… Встречая сокурсников на аэродромах ВМФ, начал замечать завистливые взгляды. Мины, торпеды, рыба, икра… Среда обитания одна – море. Но мины и торпеды уже были не для меня.

Потом вдруг выяснилось, что мы должны еще и десантировать. Тогда я и понял, что самое страшное в ВТА. Сказать, что десантирование – тяжелая работа, ничего не сказать… Но мне тогда было море по колено. После нескольких полетов по маршруту мне показали, что такое десантирование, и опять отправили в командировку. Так я и закончил стажировку, поняв, что в командировке веселее, чем в боевом порядке, да еще с десантом на борту.

А дальше были госэкзамены, которые я почему-то сдал на одни пятерки, голубой карантин, ожидание приказа, ночные брожения по училищу и залет полковнику Быстрову Анатолию Степановичу, заместителю начальника штаба училища, который пообещал нам с сотоварищами сладкую службу в районе Кушки на вертолетах Ми-6. И сгнил бы я там наверняка, если бы не подоспел запрос из Мелитопольской дивизии с просьбой направить меня в 7-ю ВТАД.

Потом был выпуск, лейтенантские погоны, слезы прощания с училищем, и, только прибыв в дивизию, я понял… Все, детство кончилось! И навсегда! Мне был всего 21 год.

3

Мелитополь! Почти жемчужина ВТА. Ну, не Витебск или Паневежис – но и не Завитинск или Кировабад. Решив схитрить, я приехал в Мелитополь на 5 дней раньше срока. Сразу пошел в свой полк, где проходил стажировку – разведать обстановку. И не зря. Заручился поддержкой старшего штурмана части подполковника Соколова В.И. и помчался в дивизию представляться. А там таких же хитрых как я уже пара стоит, и все в Джанкой хотят – в Анголу летать и чеки зарабатывать.

Мое появление с просьбой направить в Стрыйский полк было встречено с непониманием, так как меня уже распределили в гвардейский полк в том же Мелитополе. Известен он был тем, что личный состав полка постоянно служил по субботам, да и воскресенье у них не всегда был выходным днем. В отличие от соседнего Стрыйского полка, новый командир которого, ныне покойный полковник Секаев А.П. свято чтил военно-трудовое законодательство и выходные называл выходными. Но звонок из штаба Стрыйского полка убедил старшего штурмана дивизии, что лейтенант Истратов жизненно необходим им, да и в Джанкой, странное дело, не просится. В общем, помчался я в свой родной полк, а желающие попасть в Джанкой нервно потрусили к гвардейцам, где и бесславно сгинули на парково-хозяйственных работах.

Так я оказался в 175-м ВТАП, где меня научили летать на Ан-12, десантировать, помогли освоить все виды боевых порядков… В общем, сделали из молодого лейтенанта нормального штурмана. За свой профессионализм я благодарен моему инструктору – Ворожееву Виктору Михайловичу. Вот уж кто вложил в меня уверенность – так это он.

Началась повседневная служба. Полеты, наряды, полеты, редкие командировки, да и то – с инструктором. Были и двойки при десантировании, правда, тактическом, и двойки при расчетах выхода на цель, все было. Все приходит с возрастом. Опыт – тоже!

Все изменилось в начале 84-го, когда я, уже штурман 1-го класса, был реально освобожден от надзора и выпущен летать везде и всюду. Считалось, что я могу все. Видимо, так и было. Никаких катаклизмов со мной не происходило, летал на удивление спокойно и ничего не боялся. Мог даже пойти на авантюрные действия, но в рамках разумного. Хотя, кто сейчас скажет, где граница разумного?

Десантирование. Ничего страшного, когда выбрасываешь десант на учебно-тренировочных прыжках. Взлетели, выбросили, сели, загрузили, взлетели, выбросили, сели… Одно удовольствие. Но на учениях, когда на трибунах – "шишки" в лице министра обороны… Для них развлечение, а у нас – шевретовые куртки мокры от пота… А страх какой – положить им прямо на трибуну платформу с БМД. Магаданом не отделаешься. Проносило. Выбрасывал платформы из Ан-12 и в Туле, и в Рязани, и в Кировабаде… Людей – там же и в Болграде, на мыс Чаус в Крыму, в Белоруссии и Прибалтике. На нас смотрели и Андропов, и Чейни с Горбачевым, и министры обороны разных стран… Все приходит с возрастом. Опыт и понимание происходящего – тоже!

Командиры кораблей. Мне с ними везло. Без преувеличения. Были индивидуумы, но о них позже.

Мой первый командир капитан Федоров Александр Александрович – просто отличный человек. Летчик настоящий. Сейчас в Москве – генерал.

Кочкуров Владимир Васильевич – пилот от Бога, но любитель зеленого змея… Змей этот ему всегда мешал. И совсем недавно, 26 декабря 2007 года, разложил он Ан-12 на посадке в Сьерра-Лионе. Правда, пока что идут разбирательства, и до решения комиссии воздержусь от комментариев.

Моисеенков Александр Константинович. Сложный человек, своеобразный. Закончил службу командиром полка в Мелитополе.

Олег Мещеряков. Зеленый змей его победил… Исчез где-то в Иваново.

Серега Сивенков – пенсионер. А мог бы и сейчас летать… Много их было. Все приходит с возрастом. Время все и всех ставит на свои места.

4

Афганистан… Он до сих пор не отпускает меня. Величие этой страны не вызывает у меня сомнений. Кто и что бы не говорил…

Впервые с Афганом я столкнулся, когда летом 83-го в Мелитополь привезли тело подполковника Меркулова, разбившегося на Ан-12 при взлете из Джелалабада. А весной 1984-го наш полк посадили на груз 200. Весь полк. Весь – 33 Ан-12.

Схема проста. Из Мелитополя вылетает самолет в Ташкент за грузом 200, который доставляется в Ташкент непосредственно из Афгана таким же Ан-12. Но он везет только до Ташкента, где все приводится в божеский вид, наводится шарм, а также добавляют тех ребят, кто умер в ташкентском госпитале. Их загружают в наш самолет и вперед – по родным домам… К слезам, горю, тоске… Другой Ан-12 сидит под Тбилиси в Вазиани. Только один борт из Ташкента взлетел, другой – из Вазиани сразу на Ташкент, а третий – из Мелитополя на Вазиани… Так и крутился этот конвейер доставки горя. Грузили в Ташкенте по-разному. Было и по пять гробов, и по два, а мне досталось в феврале 84-го около 20-ти… Видать, страда началась у душар. Представьте себе полный самолет гробов да еще столько же сопровождающих. Летом было жарко, и грузили не более пяти, но и рейсы стали – по два, а то и три самолета в сутки.

Первую скорбь мы доставили в Бухару… Далее был Душанбе, где я впервые столкнулся с откровенными скотами в форме Советской Армии. Сдав груз 200 представителям военкомата, заправив самолет, решили ехать в гостиницу. Вылет планировали с рассветом на Красноярск. В Душанбе была глубокая ночь, и мы по простоте душевной попросили о помощи в размещении дежурного военного сектора ЕС УВД. Да и заявка по военной линии передавалась через него. Мы разбудили эту падлу. Что мы только не выслушали. Отдых был испорчен.

Месть была жестокой. Мы дозвонились до ответственного дежурного по ЦК Компартии Таджикистана и изложили свои проблемы. Нас попросили подождать на месте. Через 15 минут в аэропорту были начальник аэропорта, начальник военного сектора ЕС УВД и несколько людей в штатских костюмах. Нас моментально разместили в гостинице аэропорта, причем, и всех сопровождающих. Разбуженного дежурного увезли ребята в штатских костюмах, а утром нас провожали к самолету начальник аэропорта и начальник военного сектора ЕС УВД. Лично.

После этого случая мы стали пользоваться влиянием партийных органов частенько. Так было в Петропавловске-Казахском, где нас отказались заправлять. И только вмешательство КГБ заставило аэропорт слить топливо с рейсового Ту-154 и заправить нас.

О полетах вообще страшно рассказывать… Сидим в Новосибирске, нет погоды в Уфе. А следующий гроб туда по плану. Но есть погода в Москве. Принимаем решение - идти на Москву. Садимся в Москве. Погоды в Уфе все нет. Везем следующего во Львов. Садимся во Львове. Недалеко Одесса, надо бы туда, но там туман. Тут открылась Уфа, погнали назад и опять ждать… А их-то дома ждут… Родным уже сообщили… А мы только на 15-й день добрались до Одессы. Широка страна моя родная! Лучше бы ты развалилась значительно раньше 91-го.

Другой экипаж был избит встречающими родственниками в Грозном. Милиция ничего не смогла сделать.

Я другой такой страны не знаю… Где так по-скотски относились к погибшим там, в страшном и далеком Афгане.

В начале 85 года началось переучивание на Ил-76. Переучивались поэскадрильно в Иваново. Три месяца за партой. Успешно переучившись, осенью приступили к полетам. Полк летом получил несколько новеньких Илов. Первые 76633, 634, 635 встречали торжественно всем полком. Тогда как-то сгорбились на стоянках наши старенькие труженики Ан-12. И все как-то разом забыли о них. Им пришла замена. Кто мог подумать, что после развала именно Ан-12 так будет востребован? Время все ставит на свои места.

Однажды декабрьским вечером уходящего 1985 года меня, тогда уже штурмана отряда, капитана, вызвал к себе старший штурман полка и предложил послужить в Афганистане. Отказываться было не принято, и так в мою жизнь ворвался настоящий Афганистан. Хочу сказать, что наша сволочная Родина как могла, дурила своих защитников. Первыми отбирали холостяков, в рядах коих я тогда и пребывал. Квартиру давать не надо, а если и привезут в деревянном макинтоше, то все равно государству подешевле. Сучья страна!

Наскоро был сформирован экипаж, и на попутном Ил-76 нас доставили в Ташкент, где выяснилось, что мы едем в Кабул менять наш мелитопольский экипаж, который, защищая завоевания социализма в отдельно взятой азиатской стране, погряз в контрабанде и пьянстве и как позорящий светлый образ советского воина-интернационалиста должен быть с позором изгнан на Родину. Январским утром 1986 года Ил-18 приземлился в кабульском аэропорту. Так началась моя служба в 50-м отдельном смешанном авиаполку 40-й армии ограниченного контингента советских войск в Афганистане.

5

Меня Афганистан не отпускает до сих пор. Служил в Кабуле, далее стал летать в Афганистан с территории СССР уже на Ил-76, вплоть до конца ноября 1991 года. После увольнения из армии и ввода войск НАТО в Афганистан летаю туда постоянно. Мне есть, с чем сравнивать.

Советская власть не просто не любила своих защитников, она их просто ненавидела. И всячески старалась сделать еще похуже. Не надо повторять, как были введены войска в эту страну. Войска выбросили просто на равнины и в горы и приказали стоически переносить все тяготы и лишения военной службы. Нашим-то было не привыкать. Огромный опыт скитания по великой советской стране был у каждого офицера. Почти все пожили в общагах, помучились, снимая квартиры. Бесценный опыт выживания, полученный советским офицером за годы службы в армии, пригодился и здесь. Обустройством войска занимались самостоятельно. Кто служил там, поймет, о чем разговор.

Американцы. Предвижу скрип зубов сожалеющих о развале СССР и всяческого рода обвинения. Ну, Бог с Вами. Время все расставит на свои места и рассудит, кто был прав.

Я видел, как НАТО входил в Косово, Албанию, Афганистан. Организованно, вдумчиво, с заботой о солдате, как в бытовом, так и боевом плане. Там солдата ценят и берегут. А не приведи господи ранение или болезнь – все условия, все возможности. А как у нас, вы сами знаете. Аргументы противников? Вы не задавали себе вопрос: "Почему все бывшие страны соцлагеря так резко ломанулись в Евросоюз и в НАТО?" Там же, в Афганистане, я беседовал с нашими бывшими братьями по социалистическому лагерю, которые сейчас служат в болгарской, венгерской, польской армиях. Уверенность в своих действиях, гарантированная защита со стороны государства. И им больше ничего не нужно. Болтовню об идеях и невинных жертвах оставьте при себе. Если вы хотите сказать, что НАТОвцы бомбили мирную Югославию, где гибли мирные жители, успокойтесь. Советская дальняя авиация, работающая по площадным целям в Афганистане с территории СССР, проделала подобное в конце 80-х. Сколько там отправилось в мир иной – никто не знает. Почему вы тогда молчали? Или нам можно, а им нельзя? Да никому нельзя! Но пока мир это не понимает.

Но я возвращаюсь в 1986 год.

Летать начали сразу. Не хватало экипажей. Летали каждый день. Один день до обеда была предварительная подготовка и два дня с утра до ночи – полеты. В один из дней мы сделали 13 перелетов из Кабула в Баграм и обратно. А это 13 взлетов и 13 посадок, хотя с набором и снижением лететь 20 минут. За налетом и стартовым временем никто не следил. Шла война. Война стала нашей работой. А нас и учили воевать.

Каждый вечер комэска подполковник Баринов А.Н. доводил, где, когда и кого сбили, что и где произошло. Сбитые Ми-6, Ми-24, Су-17, Су-25… Десятки погибших летчиков, сотни вдов и сирот… За что? За Родину, за свой дом? Да нет же! За бредовую идею социализма. Просто ни за что. Вот здесь государство и выступило в роли убийцы невинных людей. И не надо о долге и о присяге. Также и сегодня США является убийцей своих солдат в том же Ираке, но хоть заботится о семьях погибших.

Летали мы на обеспечение многих операций, возили все! Технику, продовольствие, оружие, бомбы на Ан-12, ретранслировали связь, перевозили раненых на Ан-26… Были простыми рабочими войны. Попадали под обстрелы на земле, по нам стреляли с земли. В это время духи начали применять ПЗРК "Стингер". Много горя принесла эта ракета, пока не научились с ней бороться.

Кабул, Кандагар, Шиндант, Джелалабад, Хост, Кундуз, Герат… И наши рабочие лошадки Ан-12 11987, 75, 11399, 24. За мою службу в ДРА не сбили ни одного транспортного самолета из нашего полка, даже не повредили. Только ракетой был подбит завитинский Ан-12 11914 капитана Зарывина из баграмской эскадрильи советников, летевший из Хоста в Кабул. Но благодаря мужеству экипаж посадил горящий самолет в Кабуле. Уже вернувшись в Мелитополь, мы узнали, что при перелете Кабул – Джелалабад недалеко от Кабула был сбит 11987 капитана Хомутовского. Это случилось поздней осенью 1986 года.

Обеспечение летного состава в части было никудышным. Достаточно сказать, что постельное белье мы стирали себе сами, элементарный душ в модуле отсутствовал. Спасали бани-самострои и знаменитая Бучила в торце 31-й полосы в Джелалабаде. Запомнился постоянно горячий компот в летной столовой. Удивительная забота о здоровье пилотов – чтобы горло не заболело. Готовили отвратительно. Постоянно была тушенка. Все правильно – стойко переносите, дорогие пилоты, тяготы и лишения военной службы. Спасала маленькая кухонька с электроплиткой в закутке в комнате. Спасибо нашим предшественникам, позаботились о нас. Так что готовили там и частенько в столовую не ходили. Да и рейсы в Ташкент поддерживали наш рацион на должном уровне.

Летали днем и ночью. Прикрывали в Кабуле вертолетами Ми-24 только Ил-76 и пассажирские борта из Союза. А на такую мелочь как Ан-12 и поменьше сил не хватало. Да оно и понятно, прикрывать всех просто было невозможно. Очень четко нас прикрывали в Шинданте и главное – постоянно. Но там была маленькая интенсивность полетов. И уж совсем плохо на самых опасных аэродромах ДРА – Баграме и Джелалабаде. Если и прикрывали, то нечасто. Видимо, сил не хватало и там.

В Кундузе произошел забавный случай. Нам поставили задачу тремя рейсами перевезти личные вещи и личный состав замененной вертолетной эскадрильи из Кундуза в Кокайты. Там их ждал Ил-76. От Кундуза до Кокайтов чуть больше 100 километров.

Решили первым рейсом увезти все вещи и немного людей, сколько смогут влезть. Ну а вторым – всех остальных. Подписав полетный лист и подойдя к самолету, мы с командиром открыли рты. Все вещи были загружены, и 127 человек сидели в самолете. Селедка в консервной банке чувствует себя значительно свободнее. Самолет был просто забит. Кто летал на Ан-12, поймет меня. Так вот, в моей штурманской кабине вместе со мной летели пятеро. Даже есть фото. Взлетный вес был нормальным, оставаться желающих не нашлось, лететь всего ничего, и мы взлетели. В воздух перед нами поднялись четыре пары Ми-24, они блокировали весь район, и пока мы набирали безопасный эшелон 3600 метров, две пары висели под нами и вместе с нами набирали высоту. И провели нас до самого Хайратона на 3600. Вот это было прикрытие! В память об этом полете я сохранил полетный лист.

Чем Родина награждала своих сынов.

Лично я считаю, что все, кто ходил на операции, водил технику через Саланг, латал и штопал раненых, сидел на постах в горах, подставлял борт своего вертолета под огонь, достойны и наград, и уважения. Но куда ходил начальник строевого отдела полка, получивший орден Красной Звезды? И какая сука написала на него представление, и какая сука его реализовала? А сколько таких горе-орденоносцев среди нас сейчас? Да и рассказывают наверняка о своем героизме взахлеб.

Обесценили наши руководители боевые ордена. Все было по разнарядкам. Все делили по штабам и в строевых отделах. Да! Ордена и медали на груди солдата – без сомнения. Ордена и медали на груди начальника строевого отдела – позор не его лично, а нашей с вами офицерской чести. Хотя офицерская честь осталась лежать на полях Гражданской войны.

Представление на меня и командира корабля писали одинаковые, слово в слово. Я получил орден Красной Звезды, а командир – За службу Родине в ВС СССР 3-й степени. Так кто мне объяснит сей момент? Наверное, командирская Красная Звезда кому-то приглянулась. А может быть я, сидя с ним в одном самолете и делая с ним одно дело, более героически смотрел в локатор, а он менее героически дергал штурвал или недостаточно героически тормозил на посадке? Видимо, так и было. А позорная запись на приобретение автомобиля марки Жигули вне очереди. Боже, какими мы были убогими, живя в богатейшей стране мира. Время все расставит на свои места, и всем воздастся по заслугам.

Мои сослуживцы, мои боевые друзья. Командир отряда майор Щербаков Александр Сергеевич, ныне пенсионер, живет в России. Командир корабля капитан Ярославцев Юрий Павлович совсем недавно закончил летать, полковник, живет в Москве. Командир эскадрильи подполковник Баринов Александр Николаевич, пенсионер, живет в Джанкое. Старший штурман 50 ОСАП подполковник Бершак Николай Гаврилович, пенсионер, живет в Джанкое. Начальник штаба АЭ майор Винокуров Владимир Дмитриевич, пенсионер, живет в Мелитополе. Старший борттехник Вячеслав Орлов, пенсионер, живет в России. Второй пилот, старший лейтенант Дмитрий Шараев, пенсионер, живет в России. Старший воздушный радист старший прапорщик Синилов Вадим, пенсионер, живет в Мелитополе. Старший воздушный стрелок прапорщик Микитенко Александр, пенсионер, живет в Мелитополе. Второй пилот, капитан Жерносек Сан Саныч, пенсионер, живет в Белоруссии. И десятки пилотов вертолетов, техников и инженеров, все те, кто честно пахал на этой ненужной и глупой войне. Дай вам Бог здоровья, и чтобы ваши дети и внуки гордились вами.

6

В декабре 1986 года я, став в Афганистане помощником штурмана эскадрильи, вернулся в родной Стрыйский полк в Мелитополь, где меня уже никто не ждал. Личный состав полка закончил переучивание на Ил-76 и успешно бороздил небесные выси. Прибытие в полк штурмана из Кабула, хоть и переученного теоретически на Ил-76, но неподготовленного практически, портило всю картину. Свободной должности помощника штурмана эскадрильи в дивизии не было, предлагать должность с понижением нельзя. Мне предложили должность штурмана эскадрильи в Паневежисе. Только я хотел открыть рот и сказать – согласен, как позвонили из отдела кадров ВТА и сказали, что я опоздал. Предложили должность штурмана эскадрильи в Завитинске, где даже переучиваться не нужно. Ну, здесь я уже рот не открывал, а послать меня волевым приказом почему-то не захотели. Все-таки, только из Афгана. Хотя, если подумать, должность вышестоящая, холостяк, приказ – и умчал бы меня поезд Москва-Владивосток на очень далекий Дальний Восток с гиком и повизгиванием.

Мне повезло. Не тронули меня и, видя мое желание остаться в Мелитополе, предложили должность замполита эскадрильи. На которую я с радостью согласился, так как опасность завитинского предложения витала в воздухе.

Но не тут-то было. В политотделе ВТА объяснили доходчиво, что неженатый человек, т.е. холостяк – лицо крайне неблагонадежное. Можно сказать, даже подозрительно аморальное, и проводить линию партии в стройные ряды исключительно моральных авиаторов не сможет. А если он еще и по девкам бегает в свои 26 лет, то своим поведением дискредитирует всю КПСС, члены которой исключительно порядочные и моральные люди. В общем, недостоин. Но обязанности пусть исполняет.

Что там произошло в политотделе ВТА, не знаю, но спустя полгода меня все-таки назначили замполитом. Скорее всего, политическая разведка донесла наверх, что у меня появилась дама сердца – Унтилова Людмила Евгеньевна, впоследствии законно присвоившая себе мою фамилию, и до сего дня ею щеголяющая. Но замполитом я стал, будучи еще холостяком. В этой ситуации я согласился бы и на должность черта с рогами, лишь бы не ехать в Завитинск.

И началась в моей жизни пора откровенного словоблудия, идиотизма и маразма, что я и должен был нести в ряды славных советских соколов 1-й АЭ 175-го ВТАП.

В начале 1987-го года оба мелитопольских полка на время ремонта ВПП перелетели: наш полк – в Паневежис, гвардейцы – в Сещу. К лету 1987-го года я успешно закончил практическое освоение Ил-76 и как всегда был готов везде и во всем. Осталось только слетать зачетное упражнение в составе полка. Что и планировалось на начало августа. Но партия решила, что я недостаточно подкован политически, что мне недостаточно знаний. Приказом Министра обороны СССР меня направили на 4-х месячные курсы замполитов в славную ВВА им. Ю.А. Гагарина, куда я должен был прибыть 1 сентября. А так как я в отпуске не был более полутора лет, да и Людмила Евгеньевна согласилась присвоить себе мою фамилию, я попросил в виде рапорта предоставить мне очередной отпуск с обязательным выездом на родину.

Что тут началось! Своим отпуском я срывал план подготовки самого себя в составе полка. И что я дальше своего носа не вижу, и экипаж полностью не подготовлен, и если завтра война, то мы ее точно проиграем, так как я не готов летать в составе полка. Но я был неумолим, полк позднее успешно слетал без меня, а 17.07.1987 года моя Людмила с радостью для себя и страхом для меня (не думал, что согласится) стала моей однофамилицей, чему я и рад по сей день. А согласись я подождать полковой вылет, так бы и продолжал позорить славные ряды политических работников своим холостяцким образом жизни. Мы сняли комнату в частном доме, так как Родина всегда заботилась о своих защитниках и запретила нам проживать в общежитии для холостяков. А другого жилья просто не было.

Успешно закончив курсы замполитов, получив неоценимый опыт в области словоблудия, я вернулся в родной полк, получил допуск в составе полка и в мае 1988-го года убыл в Ташкент замполитом группы из 5-ти Ил-76, одновременно и штурманом для продолжения оказания интернациональной помощи афганскому народу, но с территории СССР. Помощи, о которой нас никто не просил.

Опять начались Кабул, Кандагар, Шиндант… Перевозка бомб, ракет – всего того, чего не хватало братскому афганскому народу. Месяц успешно отработали, вернулись в Паневежис. Аэродром в Мелитополе второй год был на ремонте. В августе опять отправились в Ташкент. Я готовился в майоры, академия начала думать о повышении моих низких политических знаний… Все рухнуло в одну секунду…

В нашей группе, где я имел честь быть замполитом, офицер и прапорщик из группы обслуживания, а также солдат-водитель, напившись, попали в аварию, и двое из них погибли. Командир группы стал майором, начальник штаба – капитаном, мое представление на майора заняло место в мусорной корзине, а в служебной карточке засверкало служебное несоответствие от самого Главкома ВВС. Ну и академия сразу поняла, что я в ее рядах появлюсь не скоро, если вообще появлюсь. Данное событие скрасило то, что мне дали двухкомнатную квартиру в новом доме, и спустя три месяца после рождения дочери мы переехали в собственное жилье.

Следующий 1989-й год был неудачным. Служебное несоответствие никак не снималось. После вывода войск из Афганистана на ВТА посыпался долларовый дождь. Войска ушли, а братский афганский народ никак не мог без наших бомб и снарядов. Надо летать. А если собьют? Тогда давайте платить. По 300 долларов на члена экипажа. Что тут началось!

Когда летали за идею, то одни и те же – опытные, проверенные. Остальные то не могли, то болели, то опыта маловато. Здесь же все стали здоровыми, сразу появился опыт и блеск в глазах. И понеслось.

При полетах за идею летали сами. При полетах без идеи пошли инспекторы из ВТА, ВВС, даже те, кто Ил-76 от Миг-29 отличить не мог – все полезли на борт. Героизм был массовый. За идею делали одну ходку, никуда не спешили. Без идеи по три ходки успевали, даже разгружать помогали. Да и гражданская авиация узнала о молотилове. Но своих, оборудованных защитой, Илов нет и взять негде. Издается приказ: с целью получения опыта для полетов в Афганистан передать в ГА пять оборудованных защитой Ил-76 из боевого состава ВТА.

Возить боеприпасы граждане побоялись, дружно налегли на муку и топливо. Но опыта захода с максимальным градиентом снижения не было. Вот и положили один Ил-76 (КВС Тихомиров) возле Кабульской ВПП из-за грубейших ошибок в технике пилотирования. И сразу поостыли…

А почему именно 300 долларов, да и всем одинаково? Именно в такую сумму Родина оценила жизнь человека. Даже не посмотрела на то, что командир корабля несет в полете ответственность за все и должен получать значительно больше радиста или стрелка.

Я же был личностью крайне неблагонадежной, и полеты без идеи мне, по мнению командования, были противопоказаны. И я добросовестно за идею возил те же бомбы и снаряды к границе, где они перегружались на безыдейные Илы, и они мчались помогать несчастным афганцам.

В конце 1989-го года мне в приказном порядке предложили переу