Forumavia.ru - Средне-Белая-2

Ми-8мт

13.09.2007 10:37

Ну вот, как и обещал, размещаю окончание книги Алексея Николаевича ФЕДОСЕЕВА (для тех кто не читал, она размещена на 10-ой странице нашей ветки и на афганском сайте Ярославцев http://afghan-yar.msk.ru/news. ... нашего боевого замполита-замкомэски.
Повесть размещаю без сокращений, исправлений и купюр по указанию автора. Читайте, пожайлуста:

А.Н. Федосеев

ПОВЕСТЬ

'Нас убила война! Или - разговор по Душам'.
: А в глазах голубых - голубое небо,
Небо чужой страны:
Волосы рыжие, будто корочка хлеба,
Волосы в спёкшейся крови,
На устах застыло - 'мама':
О, Мать Земля! Ты мама для всех,
Роднее и нет никого.
Будь милостивой,
Прости, вразуми всех тех,
Кто не умер ещё!

8 мая 1996г. Федосеева Н.А.

Тихо. Лишь только изредка в густых зарослях терновника заплачет иволга, и слабый ветерок ласково тронет стебельки седого ковыля. А бывает, налетит черная туча, польёт всё живое и Земля своей благодатью одарит человечество чудом: прорастут из земли красные маки. Это наша кровь
выступает, она напоминает тем, кто помнит о нас, что и мы когда-то жили на белом свете!
Нас много, мы не беспокоим Вас своими просьбами и не требуем ничего, просто помните о нас!
- Андрей, а ты попал сюда в 84-м году?
В разговоре два 'вечно молодых' товарища из одной эскадрильи - 3 ВЭ. Не каждый может слышать их душевный разговор.
- Да! Владимир Сергеевич, и тут нам бы делать нечего, да вот отсюда ещё никто не возвращался: - А как ты погиб? Мы слышали, что летел ты в группе крайним, а когда все сели на свой аэродром, спохватились, полетели обратным маршрутом, а твой вертолет в лепешку: Твой экипаж по кускам вырубали:Что ты молчишь?
- Да, летели мы крайними, вся группа прошла ущельем, им повезло, а меня с соседнего холма длинная очередь из 'ДШК' почти в упор. Осколки приборной доски ослепили, все произошло очень быстро. Удар! При посадке бортовой техник успел выключить движки, но удар был сильным. Мне казалось, что это всё во сне, и я со стороны вижу свой вертолет. Он уже никогда не полетит, как и его экипаж. Доложить в эфир я не мог, по- видимому радиостанция была разбита. За эти тридцать секунд падения я прожил всю свою жизнь заново. Наверное, как и тебе было жаль, что дети останутся сиротами, а жёны - вдовами. Я слышал шум 'вертушек', потом - тишина и полная темнота. На девятый день мне преподнесли стакан водки и положили кусок черного хлеба. У меня и сейчас за столом есть всё - видать не забывают! Никак не могу привыкнуть к тому, что снов тут не бывает, а как хочется пролистать и увидеть что-то своё, родное.
Помнишь, как у нас в звене в Шимановске 'обмывали' рождение моей младшей - Дарьи?
- Кажется, ты хотел сына?
- Нет, я всегда хотел, чтобы были у меня дочери. Они уже взрослые и я уже должно быть стал дедушкой!... Сергеич, расскажи, как ты попал сюда? Ведь времени прошло немного, всего-то два года с небольшим.
- Наша ВЭ готовилась в Афган, шел 85-й год. Весной пришло извещение о твоей гибели.
В летной столовой собрался почти весь полк, помянули тебя. Много хорошего было сказано в твой адрес, но без тебя! Наш полк ушёл в конце лета в Афган. Попали в 'хорошее' место - Джалалабад. Год был тяжёлым. Сгорел Штинников, сбили Гаура, погиб Буяшкин, многих ты и не знал. Надо как-то собраться всем и поднять 'второй' тост - за живых, а за нас поднимут 'третий' наши друзья.
Со мной всё произошло 17 июня 1985 года. С раннего утра было много работы. Взлетели десятью бортами на высадку десанта. Это было в Кундузе в горных массивах под Файзабадом. На площадку села первая пара Лаптева, вторая пара Тарасова с Федосеевым. Они взлетают, а под ними разрывы мин - белые шапки, накрывающие всю площадку. Я планирую на место только что взлетевшего вертолёта нашего замполита и ощущаю, как в борт стучат пули. 'РИ-60' даёт в эфир: 'Пожар левого, правого двигателя!' Но горела практически вся машина. Я сумел произвести мягкую посадку и вертолёт не упал в пропасть, а остался на самом её краю. Десант выскочил, следом и мы со своими 'АКСу' - держали оборону. Очередные вертолёты ушли на эшелон. Мы ждали, что прикрытие - 'МИ-24' подавят 'духовский' огонь, но он не прекращался, а наоборот усилился. Бортового техника Харитонова ранили в спину через бронежилет. Я первую пулю схватил почти сразу. Боль обожгла левое плечо. Ребята, как смогли, под обстрелом помогали мне. В горячке я не заметил и почти не почувствовал боли от второго ранения в грудь, так как Володя поставил мне 'Промедол'. Его снайпер ранил через 'ЗШ' в голову (касательное ранение), но он хорошо держался! Я подозвал экипаж и приказал им - 'ВЫЖИТЬ'! Очередные два ранения были для меня пределом. В голове шумело, сильно хотелось пить. Я смотрел в голубое небо и видел себя ребёнком: Наверное, я звал маму:
Пошевелиться уже не мог, но долго слышал, что бой идёт. Виктор с Володей смотрели на меня, и кто-то из них помог мне закрыть глаза. Я очень устал! Потом, как и ты, видел себя и окружающих со стороны. Много десанта погибло. Под вечер нашей 'вертушкой' Лаптев под обстрелом смог забрать экипаж. Меня с остальными забрали двумя бортами. В спец. команде в санбате нас отмыли от крови и грязи. На меня надели новый китель, положили рядом капитанские погоны, а ведь на меня уже отправили представление на майора. Так и не пришлось мне поносить новые майорские погоны.
Окончательно я успокоился, когда почувствовал, что я на Родине, в родной Земле-Матушке, в Ярославле, - откуда я вышел, там и получил последний приют. Наши души долго будут созерцать происходящее и радоваться за Вас, гордиться Вами и ждать, что за нашими столами от Вашей памяти о нас всегда будут полны чаши радости, а не скорби.
Неторопливым шагом и немного в развалку подошёл к беседующим Сергей Штинников и, как всегда, со свойственной ему улыбкой, спросил:
- Здесь сегодня среднебельцы собираются?
- Давай, подсаживайся, будешь третьим! - с тонким юмором подметил Андрей, - ты, что в такой непотребной форме? Тебе чистая, не обгоревшая положена!
- Да, но вот форму не на что было одевать:Я превратился просто в прах! Конечно, тогда в Асадабаде при подъёме на третий пост я переоценил свои возможности, появилась лишняя самоуверенность. Но ради чего мы всё это делали? Шла боевая работа, была война: А как хотелось, чтобы она быстрее закончилась.
Был хороший солнечный день. У экипажа было приподнятое настроение, много шутили, даже, кажется, беспричинно разбирал смех над каждым неуклюжим движением молодых бойцов. Загрузили борт до расчётного веса. Ещё один подъём - и на 'базу'. Подъехал 'Урал' из него вышло восемь человек с молодым лейтенантом. В короткое время, взвесив свои возможности, решили забрать всех в одном подъёме. Оказалось - это был роковой просчёт. Хоть и возражал Вахрин, но как-то нерешительно. Взлетели без проблем, борт уверенно шёл к площадке. При подлёте в движках погнало температуру, мощности не хватило, чтобы перелететь через вал. Вертолёт начало трясти. В ущелье под сосной сработало взрывное устройство. Бортового техника, наводившего на площадку, выбросило во входную дверь. Лопасти ударили о камни, и вертолёт припал к земле, как раненый. Потом - взрывы. Машина горела и сползала в ущелье. Горел и сыпался вниз груз вперемешку с десантом. Гена выскочил в свой блистер, я за ним. А на моих глазах из грузовой кабины полз объятый пламенем молодой лейтенант, и я попытался его пропихнуть за Вахриным, но тут взорвался расходный бак! Я видел, как штурмана отбросило от вертолёта, на нём горел комбинезон. Оглушенные и придавленные взрывной волной мы с лейтенантом продолжали последний свой полёт в вечность.
Мне как-то пришлось с ним встретиться здесь, он такой же молодой. И вместе с ним восемь побритых наголо ещё юных, безусых солдат. Мы не винили друг друга - НАС УБИЛА ВОЙНА!
За неспешным разговором не заметили, как подошёл Александр Герасимович. Он долго стоял в стороне и не нарушал этикета приличия, - это у него было заведено: умей выслушать!
Он был замполитом, его природное умение увлечь за собой он унес, оставив о себе только хорошее и поучительное. К нему тянулись, как к старшему брату. Вскинув правую ладонь вверх, он приветствовал: 'Привет, лётчикам Боевой 3 ВЭ!'
- В 1987 году я ушел в 50-й ВП в Кабуле на должность начальника разведки, - начал свой рассказ Александр Герасимович, - коллектив, в котором я прослужил в Средне-Белой и потом в Афгане один год - был и остаётся для меня родной семьёй!
Подойдя к сидящим, протянул свою широкую ладонь и поочерёдно пожал присутствующим в знак глубокого уважения руки. С Герасимовым Володей у них была крепкая мужская дружба. Герасимович заметно был выше и крупнее телосложением. Их сблизила боевая работа и умение с азартом играть в 'шеш-беш'! И никто в эскадрилье не мог устоять в парилке больше, чем они.
- Я не мог в новой должности сидеть без дела, - продолжал Герасимович, - и по привычке я брал на себя ответственные и сложные задания. И вот этот роковой вылет ночью на высокогорную площадку за раненым. Ночь по всем правилам востока - ни краешка луны! Пыль при посадке заволокла пространство, фары не нащупывали земли. Со мной такого не было, я не поверил показаниям приборов, что вертолёт смещается с креном в сторону скалы. Это страшно - потерять пространственное положение. В такой ситуации: беру шаг и пытаюсь уйти из кромешного ада. Слышу крик бортового техника и попытку вмешаться в управление правого лётчика. Фары высветили впереди и слева отвесные стены скалы. Ведь как на простой машине не затормозишь и не встанешь у обочины: Вертолёт приближался к скале, сокращая нашу жизнь до секунды. Удар лопастей о вековой гранит - и неуправляемая машина, ворочаясь и разлетаясь на куски, летела в пропасть. Я за секунды вспомнил слова Фёдорыча. Как он отговаривал меня, как моя ненаглядная Петровна только и смогла с упрёком посмотреть мне в глаза:
Утром останки экипажа были собраны и поделены ровно на троих, - их было не так много, но это были МЫ! Простите меня, дети, и ты, Людмила Петровна, не смог я переломить судьбу. Моя не дожитая жизнь пусть достанется детям! Я Вас любил до последней секунды!
Так в молчании продолжали сидеть боевые друзья. Грузной, тяжёлой поступью подошёл к ним Буяшкин Виктор.
- Привет, друзья, из 3-ей Боевой! Примите в свой коллектив командира 1 ВЭ из Джалалабада?
На нём был одет потёртый, песочного цвета комбез, бронежилет. Свой 'АКСу' он повесил на плечо, 'ЗШ-5' (защитный шлем) держал в правой руке. Так он был одет и ушёл в свой последний боевой вылет. Виктора хорошо все знали. Он с г. Шимановска начал свою лётную карьеру в звании прапорщика. Прошёл сложный, трудный путь в лётной работе. Своим упорным трудом и отличной техникой пилотирования достиг должности - командира вертолёта, получив первое офицерское звание 'лейтенант'. Далее: заслуженно, все ступеньки роста - старший лётчик, командир звена, зам. комэска. И в свои тридцать пять лет, он стал командиром 1 ВЭ в Джалалабаде.
Виктор начал свой рассказ:
- Ноябрь 1985 года начался с активных боевых действий нашего полка на Чёрной горе! Вот уже неделю 'шмелики' прикрывали высадку десанта на Чёрной горе. В ходе этих действий был сбит командир 3 ВЭ - Гаур В.Ф. - экипаж чудом остался жив; вертолёт 'МИ-24' капитана Тутова - сбит, лётчик- оператор, лейтенант Гаврилков - погиб. 15 ноября 1985 года мой вертолёт был сбит дважды. Прикрывая 'пчёлок' на высадке, я уничтожил два 'ДШК', но и сам получил повреждение. Мой искалеченный вертолёт я сумел посадить не далеко от района боевых действий. Его латали, приводили в порядок наши технари. К вечеру я должен был взлететь на нём и уйти на 'базу'. И вот, момент настал. Уже темнело. Запуск. Вертолёт послушно вышел на взлётный режим, плавно оторвав боевую машину, пошёл в набор. Уже - почти безопасная высота, наблюдаю приближающийся аэродром, и вдруг - сильный удар. Высота 800 метров, вертолёт неуправляемый, уткнувшись носом вниз, стал беспорядочно падать. Я дал команду - прыгать! На высоте 500 метров экипаж покинул машину. Мы висели на парашютах и громко кричали друг дружке, что всё в порядке. Я видел, как наш вертолёт, обгоняя нас, рухнул на склоне горы и, объятый пламенем, оказывал нам последнюю услугу, освещая площадку, куда должен был приземлиться его экипаж. Ночь, как-то быстро накрыла непроглядным покрывалом землю. Наши 'С-4' (спасательные парашюты) делали свою работу, опуская на землю. Я был значительно ниже своего экипажа и мой парашют стремительней нёс меня к земле. Я ждал касания с поверхностью, но получился сильный удар! Да, ветер ещё был попутный: И, вот, слагаемые моего веса с боевой нагрузкой, плюс ускорение, сыграло не в мою пользу. На ногах я не устоял, падая, я почувствовал, как что-то тяжёлое свалилось с моих плеч, руки разжали лямки, попытки подняться и осмотреться или даже пошевелить рукой были напрасны! Я как уткнулся лицом вниз, так и продолжал лежать, лишь только мои ладони ощущали за день нагретую и ещё не остывшую афганскую пыль. Слышал крики экипажа, но уже понимал, что я - ПОГИБ! Перелом шейных позвонков - это смерть! Поисковая 'вертушка' шумела рядом, мой экипаж был спасён. Ко мне подлетел вертолёт, осветив фарами. Со стороны наблюдал за происходящим: подбегает мой бортовой техник и переворачивает меня на спину. В глазах у меня пелена, шум в ушах, сердце не бьётся, но мозги ещё анализируют происходящее, Через десять минут нас доставили на аэродром. Зарулили на перрон. Меня осторожно, на руках сносят и укладывают на носилки. Вот и закончил я свою лётную карьеру Командиром 1ВЭ - подполковник, свои 35 лет прожил неплохо, но могло быть лучше:
Был бы я пасечником, по сей день, смотрел бы на восходы и закаты, воспитывал бы внуков: А так я 15 ноября 1985 года увидел последний закат - и это был закат моей короткой жизни.
Рядом с Буяшкиным стоит, переминаясь с ноги на ногу, молодой лейтенант.
- Женя! Подходи!
Невысокого роста, худощавый, белобрысый - ещё пацан! Подойдя, он представился:
- Лейтенант Гаврилков, из экипажа капитана Тутова. Погиб 7 ноября 1985 года.
Все встали и приветствовали его. Все присутствующие помнили тот день, кроме Сергея Штинникова, он погиб немного раньше, всего на семь дней.
- В тот день мы зачищали площадки, - начал рассказывать лейтенант, - командир наносил удары из пушки, я вёл прицельный огонь из 'ПТУРС' по выявленным огневым точкам. Напряжение с каждым вылетом нарастало. Операция только началась. В этом районе в прошлом году уже была такая же, и наши 'вертушки' понесли значительные потери. У 'духов' этот район был усилен ПВО! 'ДШК' перекрывали сектора обстрела в два раза. Наша броня выдерживала 'ДШК', но не всегда. На этот раз длинные очереди с двух сторон впились в наш борт. Движки захлебнулись, вертолёт с высоты 1200 метров стал падать, как сорванный с дерева лист клёна. Он не падал камнем, а давал возможность покинуть себя своему родному экипажу и лишь, потом погибнуть с лёгкой душой остывающего железного сердца. Командир дал команду: 'Прыжок!'. Все не мешкая, покинули вертолёт. Скалы приближались с неумолимой быстротой. Тутов, за ним бортовой техник и я перевалились через борт. И только у меня не хватило высоты на раскрытие купола: Я летел уже стабильно, купол начал наполнять свои контуры, мне не хватило пяти метров! Я никогда не думал, что можно вот так, в свои двадцать два года закончить данную матерью, отцом и Богом жизнь! Передо мною проплыло лицо счастливой мамы, когда она будила меня по утрам и говорила: 'Мой малыш, вставай, пора в садик: потом в школу:' А теперь, как она будет просить, чтобы я встал?! Я уже никогда не встану и не смогу посмотреть в глаза своей любимой маме. Я просто погиб, МЕНЯ УБИЛА ВОЙНА!
На поляне на импровизированном столе стояли чаши наполненные вином и водкой, в вазах лежали любимые яства каждого присутствующего. Александр Герасимович задумчиво посмотрел на всех и сказал:
- Мужики, а ведь сегодня третье воскресение августа. С Днём Авиации Вас, ребятки!
Нет ничего радостнее и приятнее, когда за столом собираются милые сердцу любимые жёны, дети, друзья и товарищи! Но это там, где светит солнце, и ветер колышет деревья, развевает курносым малышам непокорные чубы: Так было и в Средне-Белой в тот день, когда вся эскадрилья собралась на опушке, за железно-дорожным валом. Третья ВЭ готовилась к серьёзной работе в Афганистане. До отправки оставались считанные деньки. Всем составом, без исключения, прибыли в указанный район проведения проводов. Всё было организованно и проведено как в настоящей единой семье. На столах было всё, но вино и водка не затуманили разум, а тосты были трезвее и серьёзнее. Подняли второй, третий и четвёртый: Никто не мог предсказать судьбу, каждый в душе и не допускал того, что вдруг когда-нибудь такой коллектив будет, но без меня!... Фото на память! Кто мог знать, кто же останется на нём вечно молодым!?
- Лейтенант Богданов Сергей, - представился присутствующим и с какой-то застенчивостью и присущей ему улыбкой, с высокоподнятыми бровями, продолжал, - погиб 21 апреля 1986 года в составе экипажа: командир вертолёта - старший лейтенант Мирин Альберт, лётчик-штурман - старший лейтенант Польшин Владимир.
К компании подошли два молодых лётчика. Первым был командир вертолёта. Альберт лихо носил афганскую панаму, иногда натягивая её до бровей - так безопасней от палящего солнца. Владимир не имел привычки лезть впереди своего командира и поэтому при общении казался сначала молчуном, но на самом деле - это был настоящий балагур!
- Однажды, пришлось лететь с Володей на высадку, - начал командир, - и вот, на ПМВ (предельно-малая высота) попросил он у меня разрешения пострелять из своего автомата через открытый блистер по земным объектам. Получив разрешение, Владимир, постреляв немного, 'зачехлил' свой 'АКСу'. Я спросил: 'Что так скоро?', - а он ответил: 'Командир, я попал в зеркало заднего вида, оно прямо передо мной было, три пробоины:' На земле на своём аэродроме он снял зеркало и тихо сказал: ' Это плохая примета', - и замолчал. Я взял зеркало и забросил подальше. Никогда я не верил в суеверие, а теперь - поздно!
Экипаж стоял в шеренгу из трёх человек - это был самый молодой экипаж, им не было и двадцати пяти лет:
- Мы возвращались на свою точку, - продолжал командир вертолёта, - с обслуживания постов, нас сопровождал 'шмелик'. Очередной полёт и перерыв на обед. Наступила пора затишья. В такую жару даже птицы прячутся в тени, у них нет сил на щебетанье. Вход к 'четвёртому' с проходом, снижение, от третьего разворота к четвёртому высота расчётная - шестьсот метров. 'Шмелик' идёт послушно за нами. И вдруг, вертолёт тряхнуло, как будто мы с маху врезались о какую-то невидимую стену. Чувствую, что управление пропало, мы не летим, а падаем в неуправляемом двенадцатитонном горящем шаре: 'Прыжок!', - скомандовал я, и почти мгновенно экипаж покинул вертолёт. Но случилось то, чего всегда боятся лётчики при покидании машины. Несущий винт, как Дамоклов меч стал безжалостно рубить экипаж. Я видел, как первым под винт затянуло купол парашюта Серёги Богданова, и тут же Володю с широко растопыренными руками изрубил несущий винт. Сергей, наверно, как в детстве пытался закрыть лицо от страха руками, но не успел сделать этого. Меня ждала такая же участь! Доли секунд, и окровавленный лонжерон завершил расправу над всем экипажем. Нас разбросало небольшими частями тел. Своей кровью мы полили стонущую от жары и жажды афганскую землю: Борт, летевший за нами - наше прикрытие - 'шмелик', тоже был сбит с земли 'Стингером', но ему повезло, снаряд попал в подвеску с блоками 'С-8', вырвав держатели с корнем. Командир вертолёта сумел посадить поврежденную машину.
На второй день нас, усилиями всего личного состава полка собрали в целлофановые мешки. То, что осталось от нас, поделили по-братски на троих. Так что мы посмертно стали братьями по крови! Для веса в ящики досыпали чистого песка, запаяли, и так наши останки с нашими душами на 'Чёрном тюльпане' были отправлены на Родину, чтобы там отдать родителям и сказать: 'Ваш сын погиб, как герой!' Чтобы было куда прийти и поговорить маме с взрослым и вечно молодым сыном:
Альберт, помолчав, добавил:
- Мы с Владимиром только в Джалалабаде стали частицей Вашей 3ВЭ, а тут мы с Вами - НАВСЕГДА!!!
- Накануне перед последним днём, я видел сон, - продолжал Сергей, - в нём увидел родную свою бабушку. Она приглашала меня к себе в гости. Очень она меня любила и угощала всегда чем-то вкусным. А тут, во сне подносит мне целый противень печёных пирогов и говорит: 'Внучек, как я по тебе скучаю, приходи, навести свою бабушку!' Она на тот момент уже лет пять, как умерла: Недавно я видел её - всё такая же ласковая. На столе стоят её пирожки! А для меня моя мама приносит любимые мои конфеты - 'Каракум'.
В тот день я с усердием готовил свой вертолёт к вылету. Подогнал 'КПМ-ку' с водой, помыл вертолёт и в грузовой кабине. Тогда Григорич - наш инженер ВЭ подошёл и сказал: 'Ты как на парад собираешься!', - на что я ему ответил: 'А мне нравится, когда вертолёт чистый!', - и командир экипажа с уважением пожал мою руку. В полёте я мало чем помогаю, надо на земле выполнять свою работу, чтобы экипаж был уверен на сто процентов в работе своего железного коня. А тут такой случай - прямое попадание 'Стингера' - вертолёт начал разрушаться по частям в воздухе. Мы покидали его в уже разлетевшиеся по сторонам блистеры. Вертолёт был убит первым! Я по сей день чувствую его дыхание при запуске: Плохо, что технарю не положили с собой какой-нибудь болт или гайку: Да, как же мало побыл я бортовым техником и как жалко, что жизнь не повторится!
Лётчик-штурман поправил не по размеру китель и сказал:
- Когда положили, то размер не учли, ведь и замерять-то было нечего, кроме, как посмотреть на нас с сожалением. Вот так и разложили всем новое, мол, там разберётесь!
Да, действительно тогда был случай с зеркалом, но прошло после него почти три месяца до гибели. Тогда Николаич сказал: 'Выкинь ты всё из головы!', - а я знал, что зеркало бьётся к несчастью, причём тут я сам себя застрелил в зеркало:Уже вроде и забывать стал, а вот, когда всё случилось, сразу подумал, - вот она судьба и от неё не убежишь! Вертолёт покинули почти одновременно. Я зачем-то схватил рядом стоявший 'АКСу'. Летали в 'ЗШ' (защитных шлемах) и, казалось, этим мы защищены от ударов и пуль, но несущий винт, как листы бумаги нашинковал наш экипаж. На моей кровати так и осталось непрочитанное письмо. Я думал, что получу огромное удовольствие, прочитав его после возвращения на 'базу'. Рядом с письмом стоял стакан с водкой и кусочком чёрного хлеба. Так хотелось пить, и кричать от злости, почему мы в свои неполные двадцать пять лет должны всё это видеть с того света! Кто ответит за слёзы наших матерей? Кто накормит осиротевших детей? Кто обогреет и утешит вдов?... Нас здесь много, в основном молодых, здоровых мужиков. НАС УБИЛА И УБИВАЕТ ВОЙНА! Много девушек не дождутся своих половинок, они будут обречены на одиночество!
Люди, прекратите убивать себя! Мы рождены для радости и созидания, а не убивать друг друга!
Ряды присутствующих плотным кольцом восседали у 'семейного' застолья. И не было чужих среди них, - это были те, кто 'поднимался в полный рост'! На День Авиации - положено сто грамм 'боевых'! И у каждого стоял до краёв налитый стакан: Не забывают нас однополчане! Мы придем к Вам в хороших снах!!!
- Старший лейтенант Панков Александр! - отрапортовал присутствующим молодой, почти безусый парень и внимательно посмотрел вверх, - вы многие знаете меня. Я погиб в первом Паншере, в 1982 году. Летал в экипаже капитана Травкина с бортовым техником, старшим лейтенантом Полевым Михаилом. Уходили мы в Афган из нашей 3ВЭ в 1982 году двумя звеньями. Перед отправкой я съездил к себе на родину, получить родительское благословение на войну. Зашёл к своей девушке, а она сказала: 'Саша, я выхожу замуж!' Для меня это был приговор. Я ощутил, как что-то тяжёлое навалилось мне на плечи. С чувством собственного бессилия убывал в Афган, а предчувствие чего-то неотвратимого преследовало меня до последнего момента. Это произошло летом. Экипажу была поставлена очередная задача на эвакуацию раненого с площадки. Превышение небольшое, всего каких-то 1500 метров. Ветры в долине меняли своё направление ежеминутно. Вихрями порывов ветра носило по долине тонны пыли и песка. Командир заходил на площадку как всегда, ничего не предвещало беды. На снижении с вертикальной скоростью более трёх метров в секунду вертолёт стал 'рыскать' по курсу с опусканием носа. Попытка уйти на второй круг - было бы лучшее решение, но выходить из усложнённого положения вертолёт не хотел. Когда-то нам говорили про то, что хвостовой винт может попасть в вихревое кольцо: Площадка приближалась, вертолёт медленно стал выходить из усложнённого положения и, вот, казалось, всё - устойчивое зависание! Может, подул ветер справа, и вертолёт снова стало вращать. Правая педаль - до упора, ручкой управления пытались создать поступательное движение. Нос, опускаясь, создавал впечатление какого-то акробатического номера. Шасси одновременно коснулись земли, вертолёт, подпрыгнув, завалился на правый бок, а лопасти, коснувшись грунта, стали бросать машину с одного бока на другой и, отламываясь по огромным кускам, разлетаться в разные стороны. Миша Полевой успел выключить движки, которые вышли на взлётный режим. Вертолёт, ворочаясь, сползал в ущелье. Блистер с моей стороны был от удара разбит. Я принял решение - покинуть вертолёт. Через проём искореженного блистера я выскочил, вернее выпал и с ужасом увидел, как двенадцатитонная машина бьётся в конвульсиях и своим телом наползает на меня. Только и успел я подумать - это судьба! Прости, Алёнушка, я не достался никому!
Через тридцать минут подлетел поисковый вертолёт. Командир и бортовой техник сами вытаскивали моё расплющенное тело, уложили на носилки. Я сам себя не узнавал. Моя цветущая молодость превратилась в вечную!.. Вот уже двадцать пять лет, я брожу почти в одиночестве, а теперь я с Вами, боевые друзья! Моя мама по сей день не верит, что её сын погиб, родным не показали изуродованного тела. Она приходит ко мне на могилку и может часами разговаривать со мной. Приходила Аленка, просила прощения, а я давно её простил. Она не живёт со своим мужем. Я думаю, что она все же любила меня! Я улыбаюсь с фотографии и люблю Вас, мои дорогие!
Александр присел поближе к застолью, и в его стакане заплескалось янтарного цвета вино, сладости и печеные мамины пирожки лежали горкой.
- С праздником Авиация! За живых! Пусть ветер колышет и развевает наше знамя, а авиационная техника не подведёт Вас!!!
По нашим земным меркам прошло мгновение. Солнце встало в зенит, птички от изнуряющего зноя замолкли и попрятались в зарослях густого кустарника.
- Хорошо тут у нас, - высказался подполковник. Виктор как-то неуклюже пересел ближе к центру застолья и внимательно стал разглядывать подходящего к ним молодого человека, который был одет в лётный, голубого цвета, комбинезон. В руках он держал 'ЗШ' (защитный шлем).
Виктор встал. К нему подошёл вновь прибывший и, протянув руку, сказал:
-Здорово, командир! - повернувшись к присутствующим, отрапортовал, - бортовой техник, борт- 37, 1 ВЭ, старший лейтенант Михайлов Александр. Погиб в ноябре 1985 года на Чёрной горе. Все внимательно рассматривали Александра и ждали его повествования.
- Летали мы на поиск и уничтожение огневых точек. Шёл заключительный этап по захвату штаба Имама Чёрной горы. Я летал в экипаже замполита полка, подполковника Владыкина. Заходы командир выполнял, как положено, со стороны солнца, таким образом 'духи' не могли точно вести прицельный огонь, а нам они были видны, как на ладони. Основные огневые точки были подавлены. За весь день было выполнено на поиск и подавление более трёх вылетов. Последний был четвёртым. Ущелье - с севера на юг, отвесные скалы. Летели на уровне средних горушек. Оператор выполнил пуск 'Шторма' и доложил: 'Цель поражена!'. Сделав боевой разворот на обратный курс, подставили правый борт под яркие солнечные лучи, то есть нас видят 'духи', а мы их - нет. И тут по вертолёту о броню зацокали пули - это били снайпера. Одна из пуль, пробив створки грузовой кабины, как огромная молния впилась мне под левую бровь. Меня откинуло к левому борту, мои попытки подняться или доложить командиру - были безрезультатны. Мне казалось, что я лечу в какую-то глубокую яму. Света в ней нет, а лишь только разноцветные шарики хаотично летели вниз вместе со мной. Это успокаивало. Я закрыл мокрые от слёз или крови глаза. Некоторое время я слышал шум работы несущего винта. Потом - тишина. Меня аккуратно вынесли из вертолёта, уложили на носилки, и кто-то с сожалением сказал: 'Такой молодой, жить бы ему да жить, а ведь у него жена и недавно родился сын!' Ночь я пролежал по привычке на своей кровати, рядом со своими ребятами в модуле. На моей кровати стоял стакан водки, накрытый кусочком хлеба посыпанный солью. Все смотрели на меня, и никто не замечал, что я пока с ними, слышу и вижу их. Под утро какая-то сила вынесла меня и понесла домой, на Родину. Я ПОГИБ! Меня приняла родная земля. Теперь я вместе с Вами, мои боевые друзья!
Саша подсел к товарищам и возле него на свободном месте чьей-то доброй рукой был налит полный стаканчик красного вина, на тарелочке закрасовались вкусные, любимые его лакомства.
- Угощайтесь, ребята! Ко мне мама, жена и сынок часто приходят в гости - навещают! Сын долго не мог понять, почему они с мамой ходят к папе, а он не выходит к ним и молчит. Сейчас ему двадцать два года, и он давно понял - ОТЦА УБИЛА ВОЙНА! Совсем скоро ему будет двадцать пять, как его вечно молодому папе. В этот день наши родные, близкие и друзья поднимают бокалы за наш профессиональный праздник - День Авиации! А ведь мы и есть те самые профессионалы, которые с честью выполняли свои служебные обязанности! А теперь мы - прах Земли нашей Матушки. Мы будем существовать до тех пор, пока о нас будут помнить, поднимать в нашу честь 'третий' тост, а мы в ответ будем улыбаться Вам с наших фотографий, где написано нашей рукой - 'На вечную память!'
- Капитан Белов Алексей, - доложил подошедший, - большинство собравшихся знает меня с 1978 года по г. Шимановску. Мы летали в 3 ВЭ в одном звене у Федосеева: Герасимов Владимир, Андрей Ковыршин и я. Алексей подошёл и по-братски обнял сослуживцев.
- Я, изо всех здесь находящихся, самый первый обустроил своё 'новое жилище' и вот уже двадцать пять лет встречаю однополчан. Нас здесь уж двадцать два человека! Убыл я из Шимановска в 1982 году на место погибшего командира вертолёта. Стояли тёплые весенние деньки. На сугробах обозначились первые проталины. Моя жена, Людмила Ивановна, и пятилетняя дочь Катя провожали меня на войну. Наша семья ждала прибавление. Я очень хотел наследника и должен был родиться сын! В Афгане я попал по назначению в Кандагар. Пролетав чуть больше двух месяцев, получил телеграмму, что у меня родился сынок! Командир, после небольшого раздумья дал 'добро' мне на краткосрочный отпуск 'по семейным обстоятельствам' с выездом в город Шимановск. Встреча произошла после двенадцатичасового перелёта из Ташкента до Благовещенска. Я был самым счастливым человеком! И ничто не могло помешать нашему счастью. Пришло время возвращаться назад, и какое-то тревожное чувство поселилось в моей душе.
Мой экипаж был сбит над своим аэродромом переносным зенитным ручным комплексом (ПЗРК) 'Стрела-1' 12 июня 1982 года. Мы возвращались на точку с рядового задания. На площадку был высажен десант на замену и эвакуирован уже отбывший на посту один месяц. Шли на точку налегке. День подходил к самой высокой температурной отметке: +50 градусов в тени! В такой период полёты сильно ограничиваются или совсем не проводятся. Мечта окунуться в 'бучило' была пределом всех желаний: С проходом пошли на снижение. Руководитель полётов дал условия: 'Снижение!' Солнце осталось в задней полусфере. На высоте 650 метров вдруг наблюдаю боковым зрением, как ниже нас прочертила свою смертоносную трассу серо-белым цветом 'ПЗРК'. Но 'Липа' сделала своё дело - разбалансировала ракету и увела в сторону. Это была удача! Но вслед за первым пуском 'духи' обычно делают второй: Руководитель Полётов (РП) предупредил, что по нам был пуск. А потом в эфире РП кричал, но понять мы его не успели. Наш вертолёт с такой силой бросило сразу во все стороны. Оглушенные и придавленные мы с ускорением неслись к Земле-Матушке. Вертолёт был полуразрушен и не реагировал ни на что! Ручку управления носило по всей кабине, и, кажется, ею переломало мне и штурману ноги. 'Шаг-газ' ушёл на закритические углы. Мои руки висели, как плети. Пытаться покинуть горящую машину не представляло возможности. Я видел глаза лётчика-штурмана и, открытый в истошном крике, рот бортового техника, осколками лобового стекла было рассечено всё его лицо. И не мог он видеть последних секунд нашего падения. Он просто остался без глаз! Правый лётчик пытался бороться за жизнь. Отстегнув привязные лямки, он так и не смог подняться и вывалиться за борт. Из грузовой кабины валил чёрный дым, и показались языки пламени со стороны 'КО-50'. Это горел правый подвесной бак. Наверно, Бог дал возможность нашему десанту на двадцать минут раньше покинуть вертолёт на земле и убыть своим ходом к себе на 'базу'. Война забрала наш экипаж. Последние секунды падения, и вертолёт, боком, с сильно опущенной пилотной кабиной врезался в обгоревший от сильного солнца косогор. Нас разметало. Мы летели с частями обгоревшей, уже полуразрушенной машины по направлению полёта, к себе на 'базу'. От нас останутся лишь только части наших тел, и души, которые будут летать и указывать, что вот ещё одна 'частица' моей жизни: Нас соберут опознавать: Кто это и куда, определять не станут. Как в таких случаях принято - поделят на троих. Неудачная была моя замена. На место погибшего - прибавился и мой экипаж. Когда нас по-братски поделили, сутки наши души привыкали к другому образу. Мы созерцали, как однополчане искренне сожалели о нашей гибели. В эскадрилье на наших кроватях ребята зажгли кем-то принесённые свечи и налили каждому по полному стакану водки. На другой день 'Чёрный тюльпан' из Кабула увозил на Родину двадцать семь гробов. Наши души летели рядом, и в тесном 'Чёрном тюльпане' стояла ГРОБОВАЯ ТИШИНА!!! И лишь только слёзы родителей, отцов, матерей, жён - уже вдов и плач осиротевших детей тронут наши души. Девять дней мы слышали, летали рядом, смотрели в любимые лица и понимали окончательно, что мы уже никто - прах, но в памяти мы останемся надолго. Наши дети назовут нашими именами своих детей. Мы будем жить вечно! Людмила, мы всё равно увидимся! Только ты постареешь, будешь седой и счастливой бабушкой, а я останусь молодым, но верным твоим законным мужем!
Алексей замолчал, подсел к сослуживцам и добавил:
- Мы каждый год отмечаем наш День Авиации, а сегодня он какой-то особенный. Уж больно много нас тут, да и столы как-то обильно уставлены - видать есть, кому о нас помнить! Поднимем бокалы за внуков, чтобы на их головы не свалились такие испытания!
- Примите в свой коллектив?
Подошедших ребят было двое. Одетые в чистые, песочного цвета, лётные комбинезоны. Они по-простому доложили присутствующим:
- Старший лейтенант Лысенко, лётчик-оператор.
- Погиб 14 декабря 1985 года, - далее продолжал рядом стоящий худощавый, с вытянутым, загорелым лицом, бортовой техник, старший лейтенант Просандеев.
- Мы из братской эскадрильи, с экипажа капитана Черкасова, из Газни. Год начался с интенсивных полётов на сопровождение колонн, прикрытие 'пчёлок' на высадке десанта. И, вот, 14 декабря 1985 года в составе группы наш экипаж выполнял перелёт на ПМВ (предельно-малой высоте) к району боевых действий. Вся группа перешла на малую высоту из тактических соображений. Но лётчики на такой высоте получают больше адреналина: Полёт захватывал и увлекал, иногда хотелось чего-то большего, безумный риск - ради чего? И это страшно! Произошло именно то, чего все боялись. Такое случилось почему-то только с нашим экипажем. Вся группа на 'бреющем' полёте шла в район. Командир повторял действие ведомого, земля мелькала. Смотреть только вперёд! Задатчик безопасной высоты был установлен на десять метров, но его зуммер молчал. Никто из экипажа не мог и подумать, что эта захв

0 0

Средне-Белая-2

Войти на сайт